ШАБАНСКИЙ Велиор Петрович (1928—1985 гг.)

ФИЗИКИ НИИЯФ

ШАБАНСКИЙ Велиор Петрович (1928—1985 гг.)
доктор физико-математических наук, опубликовал свыше 100 научных трудов, лауреат Ломоносовской премии, руководитель лаборатории в НИИ ядерной физики МГУ.

Удивительно мало фотографий и воспоминаний о Велиор Петровиче удалось мне собрать.
Несколько лет назад был в НИИЯФе вечер, посвященный его памяти. Выступающие в основном вспоминали застолья и пение. Мои просьбы к нескольким выступающим что-нибудь написать для СиЗиФа не принесли результата.
Нашел только немного о нем в книжке А.А. Рухадзе.

Но сначала из соих воспоминаний...
С Шабанским я познакомился в Питере, у Миши Пудовкина. Нет, конечно до того я его знал, может и он меня, но близко не сталкивались.
В тот день сначала на кафедре ЛГУ я слушал двух корифеев магнитосферной физики. Они то начинали спорить, то сходились во мнении, то дружно сокрушались по поводу отсутствия убедительных данных. Они были такие разные - маленький подчеркнуто закутанный в старинную интеллигентность Пудовкин и большой, распахнутый развалившийся на стуле Шабанский.
А вечером у Михаила Ивановича было застолье по поводу дня рождения.
Велиор Петрович был не в духе. Мало ел, сидел, молчал. Именинник подождал, пока гости насытились, и попросил ВП спеть. Миши застолье любил не за выпивку, а за пение, которое быало у нас всегда. А тут такой гость, такой голос... Миша просит ВП еще раз, и еще - бузполезно. Тогда он говорит мне: спой ты, Леня.
У меня голос для хора, куда там солировать, да еще в присутствии Шабанского. Го петь я любил, пел в своей компании часто и много, и отказать Пудовкину да еще в день рождения не мог.
Пою, и тут ВП начинает подвывать. Другого слова не подберешь. Мешает, не хочется ему, чтобы было пение. Фальшивым голосом, негромко, но неприятно. Терплю, громкость не снижаю, Миша и гости подпевают. Через некоторое время ВП угомонился, настроение видимо улучшилось, но все же сам не пел. А когда расходились, сказал мне: - Ф ты ничего...

Вторая история, которую хочу запмсать, началась с визита в Апатиты. в ПГИ Хуана Родерера. С нами его не знакомили, его обхаживал директор, и повидимому обходил из него, что было нужно, так что в Москву сопровождать сам не поехал, назначил меня.
Как тольо мы вошли в двухместное купе, Редерер ни слова не говоря, достал книжку и начал читать. Это выглядело демонстративно, я подумал, что он меня держит за агента КГБ. Я тоже молча достал книжку и улегся читать.
Потом уж мы разговорились, Хуан, извиняясь, сказал, что, что ему хотелось дочитать детектив до конца. Дочитав, отдал его мне, этобыл один из толстых романов Ле Карре о русском агенте в британской разведке.
В Москве мне выдали расписание мероприятий на оставшиеся два дня пребывания гостя в Москве вместе ч серной Волгой. Первым мероприятие был семинар В НИИЯФ.
После семинара ко мне подошел Шабанский с чказал: -Слушай, Леня, вечером привези его ко мне.
На мой ответ по поводу предписанного протокола визитов, сказал: - Да плюнь ты на них. Ничего тебе не будет. Посидим, поужинаем в тесном кругу. Кстати, я в завязке. так что купи себе бутылку вина...
Я недолго колебался, вечером мы сидели (кажется вчетвером) и это был божественный вечер! ВП (я так и не решился звать его Роликом, как звали его ровестники) не пил и много пел, так пел, что не сказать словами... .
Потом, когда его не стало, я долго не мог слушать пластинку с записью его пения. Подступало к горлу. Может всего раз пять ставил ее на проигрыватель, а полностью мы ее проиграли чуть ли не всего один раз, в Бразилии, у Лермонтова. которому я подарил эту пластинку...

Л. Лазутин

Из книги А.А. Рухадзе "Событи и люди"

Следующий, о ком я хочу рассказать, и с кем, начиная с аспирантских лет до конца его жизни, нас связывала дружба, — это В. П. Шабанский.
Первое сильное впечатление о нем я получил уже на следующий день после выдачи стипендии аспирантам, по-моему, в мае 1954 года. Он и Слава Пофомов, так же как и Ролька Шабанский, аспирант В. Л. Гинзбурга, появились в ФИАНе, мягко говоря, сильно помятыми: у Славы был подбит глаз, а у Рольки — выбиты зубы. Это они так повеселились после получения стипендии, а заодно все переломали в квартире у Славы Пофомова.

В. П. Шабанский был необыкновенно одаренным человеком во многих областях. Во-первых, он был вполне приличным физиком и внес довольно значительный вклад в физику магнитосферы Земли и радиационных поясов, написал хорошую монографию, за что был удостоен Ломоносовской премии.
Во-вторых, он был прекрасным рассказчиком, излагал громко и аппетитно.
Но самое главное — он был хорошим музыкантом: играл на многих инструментах, в особенности на гитаре, и пел — пел великолепно. Пластинка, выпущенная нами после его смерти по магнитофонным записям, — прекрасное доказательство тому. Он пел и В. Высоцкого, и Б. Окуджаву, но лучше всего у него получались русские романсы, сопровождаемые прекрасной игрой на гитаре; это была именно игра, а не аккомпанемент.
Большим несчастьем В. П. Шабанского и для всех, кто любил и дружил с ним, и, что самое страшное, — для его собственной семьи, была тяжелая форма алкоголизма. Он пил безбожно, состояние, в которое он впадал во время запоев, нельзя передать словами.
Он лечился, периодически кодировался, затем в течение 2-3 месяцев не пил, не мог пить, но с нетерпением ждал того дня, когда ему можно будет напиться, и тогда на 2-3 недели превращался в огромное отвратительное животное. Благо, это видела только его жена и, может, случайно еще несколько человек.
Потом он выходил из этого состояния и опять на 2-3 месяца «завязывал». И это периодически продолжалось много лет, пока сердце не отказало, и на 58-м году жизни в 1986 году он ушел от нас насовсем.
Ушел, унеся с собой то наслаждение, которое он доставлял своим голосом; осталась только пластинка, книга по магнитосфере Земли, самоучитель игры на гитаре и память, глубокая память о нем.
В последние годы жизни В. П. Шабанский особенно сблизился со мной; почти каждую субботу они с женой приезжали к нам, и он, смоля сигарету за сигаретой и глотая, как наркоман, стакан за стаканом крепкий кофе (благо тогда я еще мог себе позволить угощать кофе в любом количестве), много говорил и довольно часто пел. Тогда-то я и сделал записи, которые легли в основу выпущенной после его смерти грампластинки.
Мне кажется, что наше сближение во многом объясняется моим терпением к его многословию последних лет. Многие по этой причине стали его избегать, и он чувствовал себя очень одиноким и ненужным. Ушел он из жизни, исчерпав себя.
А.А. Рухадзе

учеба     обзоры       авторы       история науки       НИИЯФ МГУ - история

Для связи:  lll@srd.sinp.msu.ru (lll=LLL)
последние обновления - 4.01.2012